Бурение на золотом прииске. 1932 год
Золото в нашем регионе известно с глубокой древности — его следы обнаружены археологами при исследовании курганов кочевников. До революции на Южном Урале работали сотни приисков, на которых добывались тонны золота. После гражданской войны золотодобыча пришла в упадок, ее восстановление было поручено американскому инженеру Джону Литтлпейджу.
В 1769 году путешественник и исследователь Петр Симон Паллас указал на признаки присутствия золота близ озера Кундравы (возле Миасса). Спустя почти 30 лет это предположение подтвердилось: поисковая партия обер-берггауптмана Евграфа Мечникова обнаружила в окрестностях Миасского медеплавильного завода месторождение жильного золота. Началась промышленная добыча.
Старательская добыча руды ручным способом. 1932 год
Поначалу из-за отсутствия отработанной технологии извлечения россыпного золота из песков его добыча была неэффективной: в год удавалось добыть до двух десятков килограммов. В 1811 году золотодобыча в Миасском районе была вовсе прекращена и возобновилась только в 1820-е годы с открытием богатых золотых россыпей. К 1835 году в Миасском районе было известно около 200 приисков, на которых золото могло быть «добываемо с выгодою». В 1830–1840-е годы правительство разрешило частные золоторазработки на землях башкир и оренбургских казаков, что стало причиной золотой лихорадки на Южном Урале, «столицей» которой стали Кочкарские прииски.
Встреча на Аляске
На время революции и гражданской войны добыча золота в России замерла. Перед советским правительством встала задача реформирования отрасли — стране нужно было много золота для приобретения иностранных технологий и целых заводов. В 1927 году инженер и заместитель председателя Высшего совета народного хозяйства СССР Александр Серебровский был командирован в США. На Аляске под видом профессора горного дела он изучал американский опыт добычи золота и познакомился с молодым инженером Джоном Дикинсоном Литтлпейджем, которому предложил работу в СССР. Американец не без колебаний принял предложение.
Вернувшись на родину, Александр Серебровский был назначен начальником «Главзолота», а вскоре в Россию приехал и Джон Литтлпейдж, ему было 33 года. Он родился в штате Орегон на западе США. В годы первой мировой служил в авиации, после войны проходил производственную практику на Аляске, где стал управляющим компании. Вместе с ним приехала его семья — жена Джорджия и две дочери. Литтлпейдж выучил русский язык и получил новое имя — Иван Эдуардович.
В СССР писали, что Джон Литтлпейдж «привлечен в Советский Союз грандиозным масштабом нашего строительства, идеями великого Сталина, возможностью свободно раскрыть свои таланты». Однако это было не так. В своих разговорах с Александром Серебровским он говорил ему: «Не нравится мне расклад у вас в стране. Не нравятся большевики у власти. У них привычка расстреливать, особенно инженеров».
Тем не менее почти десять лет американец провел в Советском Союзе, за свою работу был награжден автомобилем ГАЗ-А и орденом Трудового Красного Знамени. Уехал только в августе 1937 года, незадолго до ареста и расстрела Александра Серебровского. Вскоре вместе с журналистом Демари Бесс он написал книгу «В поисках советского золота», в которой описал свою жизнь в СССР, свои путешествия и наблюдения. Немало в ней и о Южном Урале.
Гостеприимство русских
В мае 1928 года Литтлпейдж прибыл в Москву. Там он получил первое назначение — главным инженером группы золотых рудников, разрабатываемых в Кочкаре. По плану Александра Серебровского именно Кочкарь должен был стать первым советским золотым рудником с современным оборудованием. Стояла задача восстановить этот рудник и использовать его как образец и базу для обучения в золотодобывающей промышленности. И американец отправился на Урал:
— Железная дорога от Свердловска на юг проходит по живописной местности: в Западной Сибири стояла весна, а весна там так же долгожданна и красива, как на Аляске. Полевые цветы во множестве росли в степи и расстилались по ровной земле, будто богато разукрашенный ковер.
Дом Антуана Баласа, г. Пласт
Так Литтлпейдж оказался на Кочкарских приисках. Первым делом его повели в огромный бревенчатый дом управляющего из 17 комнат. Это тот самый особняк, построенный в 1911 году золотопромышленником, горным инженером, акционером и директором «Анонимного общества Кочкарских приисков» Антуаном Баласом, в котором сегодня располагается Пластовский районный краеведческий музей.
— Жизнь в Кочкаре летом 1928 года была почти как на Аляске… Мои маленькие дочки подружились с русскими детьми и быстро освоили начатки языка; мы с женой начали учить русский в свободное время. Возможностей говорить по-русски было много, поскольку мы были единственные иностранцы в Кочкаре, и ни одного иностранца даже не видели еще полтора года. Но люди были настолько дружелюбные, а жизнь — такая приятная, что нам все очень нравилось.
На Кочкарских приисках Литтлпейдж увидел и былой размах, и разруху гражданской войны: все рудники оказались затоплены, большинство надшахтных зданий и насосных — разрушены:
— Очень скоро я обнаружил, как много труда мне предстоит. Никто из рабочих не имел совершенно никакого опыта машинных горных работ, и даже инженеры постарше никогда не видели нового горного оборудования, разве что на иллюстрациях в каталогах. Я понял, что придется обучать каждого бурению, креплению, взрывным работам, эксплуатации техники и особенно техническому обслуживанию оборудования. Надел горняцкую одежду и отправился на работу вместе со всеми, так я и поступал все время, что оставался в России.
Подвоз руды к дробилке. 1932 год
Осталось в прошлом
Воспоминания Литтлпейджа насыщены наблюдениями и бытовыми зарисовками, он обращал особое внимание на детали и стремился зафиксировать следы уходящего прошлого.
— Разъезжая вокруг Кочкаря, я натыкался на казацкие деревни Париж, Берлин, Лейпциг. Они представляли собой живописное зрелище в праздничные дни, когда мужчины надевали яркую царскую униформу и разгуливали вдоль по улице, нередко поднимая тосты за царя и ругая новое правительство.
Однажды я пересекал степь на единственном в том краю автомобиле, принадлежащем рудничной администрации, — американском, не новом и довольно капризном, который использовали только для дальних поездок. По мере приближения к казацкой деревне мы издалека увидели будто бы пыльную бурю. На ближней дистанции это оказалась всеобщая свалка, в которой принимали участие практически все мужчины и женщины деревни.
Оружием борьбы служило все, что попадалось под руку, включая немаленькие камни, а также балалайки и гармошки, на которых, видимо, играли, пока не началось сражение. Когда волнение улеглось, мы спросили участников, в чем дело, и узнали, что день соответствует крупному церковному празднику — Троице, — когда по традиции положено решать разногласия, накопившиеся среди родственников, друзей и соседей.
Везде непременно подавали крепкие напитки, и после нескольких визитов водка оказывала свое действие. Когда все напивались достаточно для поставленной цели, начинали припоминать споры предыдущего года, оскорбления и обиды, оставшиеся без ответа. Казаки и казачки доводили себя до белого каления — тут–то и начиналась драка.
Поделиться
Источник: up74.ru
